В моих попытках зафиксировать и оцифровать время, в котором мне выпало жить, пролистать свою книгу жизни, есть один период размером в два года, который не относится к тому, что было ПОТОМ, как и к тому, что было ДО.
А ДО было желание матери уехать с Сахалина на Материк (так там говорили многие). Я уже описал историю с поиском названия корабля, на котором мы уплыли зимой 1961 года из сахалинского порта Холмск во Владивосток.
Жизнь на Сахалине не принесла счастья моей матушке, в поисках которого она с полуторагодовалым малышом в 1948 году из Хабаровска отправилась на «волю, свободу, независимую жизнь». Родом она из города с гордым именем «Свободный» в Амурской области. Видимо, там формировалась большая семья, в которой было много братьев и две сестры: Надежда Ивановна и Лидия Ивановна – старшая сестра мамы.
Про бабушку знаю немного. Широко известная по кинофильмам и книгам история про «Черную кошку», по рассказам матери, коснулась нашей семьи впрямую. Грабители убили бабушку, сбросив ее тело в погреб. Было это в 1946 году. Все, что знаю про нее еще: она была родом с Украины, из Винницы. Фамилия у нее была странная — Земляная. Про деда знаю только, что он был уроженцем Забайкалья, гуран. Добавил всем своим потомкам раскосые глаза и смуглость кожи. Звали его Иваном, был он мастеровым человеком, плотником, столяром. Хорошая специальность, дает кусок хлеба на пропитание. Не графское, явно происхождение.
Видимо, тогда же началось передвижение в поисках лучшей доли – сестры оказались в Хабаровске. Старшая, Лидия, удачно вышла замуж. Был, наверно, у нее какой-то шарм, что сумела, схоронив мужа-директора какого-то предприятия, вскоре снова выйти замуж за директора какого-то завода. Мой матери была уготована роль домашней работницы, которая ее явно не устраивала, потому потом и «сбежала» на Сахалин, подхватив «кулек» со мной в охапку. Еще знаю из ее рассказов, что она была хорошей спортсменкой, даже получила какую-то грамоту за участие в лыжном кроссе. Хорошо играла на гитаре и пела тихим голосом хорошие песни. Наверно, мечтала о лучшей доле, чем было то, что ей уготовила жизнь.
Старшая ее сестра, Лидия, не всегда была во главе семьи. Было еще два брата: Николай (рано умер), Михаил, который уехал на Запад, в Молдавию. Это имя в моем рассказе повторится еще раз. Позже в семье родились два брата-близнеца Виктор и Петр. Первый – вечный странник по жизни, второй полная ему противоположность, домосед и работяга. Ему выпало тяжелое испытание – с раннего детства почти совсем был лишен слуха.
Я увидел их всех впервые ПОСЛЕ того, как прибыли к родным в Хабаровск, пересев на поезд с корабля во Владивостоке, куда мы прибыли из Холмска. Мне ярко запомнился первый эпизод того морского путешествия, когда после посадки на корабль я пошел оплачивать постельное белье в каюте и не смог этого сделать. С 1 января 1961 года началась денежная реформа — все, что стоило 10 рублей стало стоить 1 рубль. Этот самый старый рубль я протягивал стюардессе за комплект постельного белья. Но он стоил 1 НОВЫЙ рубль, то есть 10 старых рублей, чего у меня не было. В оплату билетов на корабль было внесено все, что у нас было…
Во Владивостоке на главпочтамте отбили телеграмму Лидии Ивановне, старшей сестре моей мамы: «Вышли денег. Владивосток, до востребования».
Прибыв в Хабаровск, познакомившись с родней, оказались в хорошей благоустроенной квартире. У Лидии Ивановны была комната в двухкомнатной квартире, в другой комнате тоже жили мать с сыном. Лидия Ивановна жила со своим мужем-директором отдельно. Я впервые увидел ванну с горячей водой, в квартире было тепло. Не нужно было искать дрова, чтобы топить печь. Мы быстро втянулись в теплую сытую жизнь. Меня даже определили в школу, где я пошел в первый раз в седьмой класс (уже шла третья четверть учебного года). Проучился я там около месяца. Затем на семейном совете, вероятно, решили нас отправить в далекую теплую Молдавию, где, по их сведениям, в г. Бендеры жил их старший брат Михаил. Проводы были недолгими. Купили билеты в общий вагон поезда «Хабаровск – Москва». В те поры поезда ходили неспешно. В общей сложности наше путешествие через всю страну до Молдавии заняло 13 суток. В дорогу нам собрали провизии на долгий путь. Помню большой батон вареной колбасы, который заманчиво выглядывал из сумки. Негусто, прямо скажем. Спал я на третьей полке. В общих вагонах постелей нет. Спали, как получалось. Когда потом, гораздо позже, услышав фразу «Все мы немного лошади», я понял, что это про нас – говорят, что лошади умеют спать стоя.
Перемещение происходило не только по стране, но и по времени. Мы выпали из него, когда, прибыв в молдавский город Бендеры, узнали, что по указанному адресу нет и никогда не жил Михаил Барышев, старший мамин брат.
Вернулись в столицу республики Кишинев. По вывескам магазинов знакомился с молдавскими словами: пыне (хлеб), лапте (молоко), карне (мясо)…
Все перекрылось грандиозным событием – 12 апреля 1961 года я иду по главной площади столицы Молдавии. Ветер рвет флаги. Изо всех репродукторов несется голос Бориса Левитана о первом в мире полете человека в космос. Отважного героя звали Юрий Алексеевич Гагарин.
Побывав в какой-то социальной службе, узнав о нашей проблеме, нам вручили билеты на поезд, следовавший в Москву, «решайте, мол, свои проблемы в своей столице!».
Москва, как известно, слезам не верит, что есть правда. Прочитали где-то объявление, что есть такая служба «Оргнабор», где дают направление на работу. Нам дали такое направление. В молочный совхоз в Курганскую область. Уже в местной конторе, в Кургане, нам определили место работы — телятницей в Варгашинском районе (около 40 км от Кургана). Так мы стали сельскими жителями. Нас на постой взяла пожилая женщина, которая от щедрот души встретила нас свежим пирогом с карасями.
Мои домашние хорошо знают, что я никогда не ем речную или озерную рыбу. Вот тот самый пирог с карасями дал повод мне принять зарок на всю жизнь – не есть таких пирогов! Бабулька не заморачивалась особо, вытряхнула потроха из рыбешек, изловленных в озере, и вместе с чешуей запекла это чудо в русской печке. Как-то сразу мне это не понравилось.
Нагуглив в поиске «Варгаши Курганская область», нашел и похожий пруд, ну и стадо коров.
Помню, как опасливо я шел по деревне, интуитивно опасаясь, что вот сейчас кто-нибудь остановит меня и спросит: «Мальшык, а ты почему не в школе?» Шел к концу учебный год. Никому, конечно, не было никакого дела ни до меня, ни до наших проблем.
Несколько деталей из того периода нашей жизни. Помню, как мама заплакала, когда узнала, что мне предложили сезонную работу. Работа заключалась в том, что я в течение рабочей смены должен был находиться на высокой смотровой вышке и смотреть во все глаза, не покажется ли где дымок в лесу. Если такое произойдет, надо было через какую-то астролябию определить точное место и телефонировать в дежурную службу противопожарной охраны.
К счастью, за месяц моей работы никаких происшествий не было, а полученная зарплата внесла весомую прибавку в семейный бюджет. А слезы ее, как я думаю, были связаны с тем, что реально стало видно, что все идет не так. Здоровый сын не учится, пошел работать, а она ничего не может добиться в жизни. ..Это и послужило поводом, чтобы все тут бросить и ехать в Москву, надеясь на помощь. Кроме того, нужно было попасть к хорошим врачам. Ей это уже было необходимо.
Напоследок этой темы вспомню смешной случай из моей сельской жизни. В первые дни работы в телятнике я помогал, как мог в работе. Мне дали поручение из соседней деревни пригнать лошадь для перевозки кормов. Кстати, я уже вполне мог запрягать лошадь в телегу самостоятельно. Надо так надо. Соседняя деревня была в пяти километрах, я лихим аллюром проскакал на своих двоих туда, взял лошадь под уздцы и привел ее за поводок в свою деревню. Мне и голову не могло прийти, что можно все сделать быстрее и верхом на лошади добраться скорее… Так что мое внутренне недовольство собой и всей этой сельской жизнью тоже не добавляло нам оптимизма.
«Москва. Как много в этом звуке…» Ну, и так далее у Пушкина в «Евгении Онегине» известно, что… «Москва! Я думал о тебе!..»
У нас совсем другая история. И Москва надолго оставит горький осадок в душе.
Добавлю, что я «созрел» к написанию этой главы сегодня, 19 мая 2020 г., в день 27-й годовщины со дня смерти своей мамы. Впервые за все эти годы я не смог поехать с цветами на могилу. Борьба с пандемией кароновируса. Запреты на передвижение людей 65+, из группы риска…
Я сегодня уже старше своей матери. Она ушла из жизни семидесяти лет, мне 23-го стукнет 73…
Честно скажу, что если бы не история с батоном, когда стало ясно, как построить этот рассказ, я не стал бы вспоминать эту часть своей жизни. Расскажу об этом телеграфно, пунктиром. Поскольку я пишу этот рассказ для своих, то из «песни слов не выкинешь»… А для своих надо рассказывать все с высокой степенью достоверности, чтобы и посторонний какой читатель не мог упрекнуть ни в чем.
Начинаю свой пунктир. Я уже упомянул, что моя мама чувствовала необходимость встречи с хорошим врачом. Приступы гипертонии мучили ее постоянно. Хорошо помню картинку, в которой она сидела с мокрым полотенцем вокруг головы… Пристанищем для нас стали три вокзала в Москве – ночевали на лавках попеременно, то на Ярославском, то на Ленинградском, то на Казанском. Милиция особо не гоняла, но нужно было стремиться не попадаться в поле их строго ока при контроле залов ожидания для пассажиров. Приехав из Молдавии на Киевский вокзал, мы сразу отправились на поиски Министерства здравоохранения, куда попадешь не вдруг, и никто тебя особо там не ждет. Кстати, всякого рода страждущих было немало, и надо было успевать в каждое утро быть ближе к желанному окошку, чтобы получить направление к врачам-специалистам или в какую-нибудь клинику. Точно уж не помню, сколько длились эти хождения, но не менее недели, это точно.
Все кончилось быстро и просто. В один из дней приступ гипертонии прижал мою маму так сильно, что прямо из приемной минздрава «скорая помощь» увезла ее в неизвестном для меня направлении. И я остался один. Совсем один. Не вспомню уж теперь, на какой из трех вокзалов я побрел тогда, но других адресов у меня не было. Там текла своя яркая жизнь – прибывали и убывали толпы веселых людей. Шумел человеческий муравейник. Мне запомнился один факт – бродя по коридорам вокзала, я увидел в открытую дверь группу людей, которые молча смотрели на странный ящик, в котором показывали кино. Это я так в первый раз в жизни встретился с телевизором! Напомню, что это была весна 1961 года. Кто бы мог сказать тогда, что этот ящик с танцующей артисткой на экране станет впоследствии частью моей жизни! Артистка была знаменитая венгерская артистка Мари Тёрёчек, фильм был «Сорванец».
Известно, что развлечения утоляют голод, но реально есть хочется сильно, если ты не ел несколько дней, и я выбрал все крошки из карманов, там давно было пусто. Денег не было совсем. Просить было стыдно. Украсть – не умел, да и боялся. И вот тут я учуял невыносимо приятный для меня запах булки с тмином возле какого-то киоска на вокзальном перроне. Подойдя ближе, увидел то, что так вкусно пахло, это был батон «Рижский»…
Совсем недавно в одном большом магазине среди хлебного изобилия я увидел нарезанный «Хлеб «Рижский». Его вид всколыхнул память обо всем, что со мной случилось тогда. Как меня, конечно, «засекла» милиция. Как сдали меня в детприемник, в котором я пробыл около месяца. Как ко мне с симпатией относился персонал, видя мое жизнелюбие. Даже говорили, что «такого хорошего мальчика» направят в детский дом в Москве. Но что-то там не срослось, и мне объявили, что меня ждет отправка в Новосибирск.
Лето заканчивалось. Серьезный дядя в форме сопровождал меня в поезде до Новосибирска, где сдал меня под роспись в другой детприемник, в Новосибирске. Помню, как ехали мы по большому городу, красивые улицы, большие дома, шумные потоки людей. Смотрел в окошко как на экран телевизора, с которым недавно познакомился… Что там ждет меня впереди? А впереди меня ждал новый маршрут и новый город, детдом. Туда также сопровождающий меня сотрудник в форме посадил в поезд, который отправлялся до станции Кемерово. Это и была следующая точка моего пунктира личной истории. Я об этом уже написал. Рассказ называется «Кемерово, рассказ с третьей попытки».
Сегодня у меня самое любимое лакомство «Батон «Рижский», я радуюсь, когда могу его купить, не во всех торговых сетях он продается. И думаю часто, а какой вкус был бы у того батона, на который я смотрел голодными глазами 14-летним пацаном и который мне не на что было купить? Этого вкуса я не узнаю никогда, но запах его тревожит мою память каждый раз…
